Священника Сергия Чушкина в Рязани знают хорошо — около двадцати лет он служил в храме Спаса на Яру, в кремле. К батюшке приходили сотни людей — с горестями и радостью, с просьбой о молитве или за советом. Десять лет назад отец Сергий получил новое место служения — и перебрался в дальнее село Борисково.

Многие тогда переживали за батюшку — как он будет вдали от ставшего родным храма, от города; как сложится его жизнь в лесной глуши с семерыми детьми, которых он растил один? Об этом мы и хотели поговорить с отцом Сергием, однако беседа получилась не столько о нем, сколько о вечности, истине, красоте и любви — всем том, что он нашел в глубине рязанских лесов.

Два неба

Последний десяток километров до села Борисково — разбитая дорога среди леса. В ямах стынет осенняя вода, по сторонам темнеют сосны. За мостом через заросший ручей — несколько улиц: простые дома с палисадниками, мокрые от октябрьского дождя отцветающие астры, серые облака.

Отец Сергий приглашает в храм и открывает двери в его летнюю часть: “Вот…”. Поднимаешь взгляд — и над головой распахивается лазурное небо с солнцем и луной, со звездами и снежинками, с россыпями цветов и переплетением листьев.

Отец Сергий расписывал летнюю часть храма пять лет. Сейчас строительные леса стоят в зимней части — очередь за ней. По образованию отец Сергий — художник, учился в Санкт-Петербурге, не раз представлял работы на персональных выставках. Но живопись, пейзажи — одно, а создание пространства для молитвы — совсем иное:

“В храме для тех, кто приходит, самое первое — это родной дом. Заходишь, как в родной дом. Тебе здесь уютно. Это по твоей душе, это настолько для тебя, что ты открываешься и становишься нормальным в этом окружении. Сам храм — архитектура; то, что внутри — должен отвлекать нас от пустого… Любая икона — это праздник. Ну а праздник — его смысл в том, что я в контакте с тобой. Мое сердце — твое сердце, моя душа — твоя душа. Первое основание праздника — это самоотдача… На самом деле вокруг нас одна сплошная икона, она настолько великая, что никакая другая — и рядом никак”.

На вопрос, что дала батюшке жизнь вдали от города, он говорит о главном: “Здесь есть возможность задержаться. Как называют у нас в православии — на благодать. Подольше. Ну… хотя бы секунд на двадцать”.

“Тебя вытянут”

Наверное, судьба отца Сергия могла сложиться совсем по-другому. Рассказывая о детстве, он смущенно улыбается: “Жили на довольно-таки бомжеватой улице. Алкаши, сидевшие-пересидевшие… В семье — какой там Бог! — ни слуху ни духу, все очень от этого далеко”.

Если бы тогда тому мальчишке сказали, что он станет художником и священником, он бы удивился первым. Не поверил бы. Но с ним произошло то, что не оставило места ни сомнению, ни иному пути: “Была такая тяга к прекрасному… Нет, даже тяга к истине. Даже само слово — “истина”, — в детстве и юности возбуждало. Истина. Истина — и красота. Сами эти слова были своеобразным проводником к кому-то очень замечательному…

А потом были сны, точнее, даже явления. Просто взяли — и как следует приподняли. Были… Просто чудеса. Это было настолько прекрасно и настолько высоко, что после этого я месяца два ходил сам не свой. Взяли просто, подкинули вверх и долго не отпускали вниз. И показали какие-то необыкновенные дали… Это настолько четко, что до сих пор во мне осталось”.

Отца Сергия многие называют философом. Он действительно изучил немало философских трудов — в юности был записан во все библиотеки, читал буквально запоем. И теперь из привычной трактовки слова “философия” как “любовь к мудрости” решительно убирает предлог, оставляя только главное — “мудрая любовь”:

“Бывает любовь глупая, которая притягивает тебя ко всякой мелочевке, а бывает — что тянет к кому-то очень большому. Потому что большая любовь бывает от общения с большим. Если это чувство не заглушить, потому что оно есть у каждого человека, то в этом случае тебя вытянут. Откуда угодно, из любого болота. Это чувство — его обычно зовут религиозным чувством, — показывает определенные составные в этой жизни. А иногда показывает тебя в определенном статусе — и к нему приноравливает. Но если не хочешь — раз, второй, третий позвали, ну если не хочешь, — извини, дорогой, живи как хочешь. Поэтому, если не глушануть себя по полной, — тогда, глядишь, вывезет. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра. Некоторых — в 60, 70, 80 лет”.

“Мы все зависим от Света”

В Борисково отец Сергий переехал уже вдовцом, матушка Елена скончалась вскоре после рождения седьмого ребенка. Матфей, Афанасий, Мария, Иван, Василий, Ефрем, Михей — перечисляет батюшка имена детей. Старшему — 31 год, младшему — 14. Одного из сыновей отец Сергий потерял в ДТП.

Было ли сложно? Наверняка было — не может не быть. Но отец Сергий говорит не об этом. Вспоминает, как выбирали с матушкой имена будущим сыновьям и дочке, как впервые стали родителями.

“В первую очередь нужно чувствовать своих детей, всегда и везде. Вынашивать их под сердцем, не забывать их. Не нужно слишком сильно переживать — это глупо. Есть переживальщик за всех нас во Вселенной… Дети не должны быть на первом плане. Нужно оставлять им свободу — но в тот же момент чувствовать их”, — рассказывает отец Сергий.

Вспоминает, как подрастали: домик в Рязани, окна — на вход в храм, на кремлевскую колокольню, на Успенский собор: “Картинка была у всех на виду. Народ приходил большей частью наши все знакомые, то бишь прихожане. Я детей не учил ни молиться, ни поститься, потому что все это было тут — пожалуйста, смотри и учись, никакого давления. Сейчас они точно также вольны выбирать. Для меня важно, чтобы ребенок был нормальным, не загруженным какими-то проблемами и задачами, излишней учебой, начиная с раннего возраста. Потому что если он нормальный — то его выведет”.

Вообще отец Сергий за чувство меры: делится опытом — иной раз и поругать надо, но и похвалить тоже — обязательно, но уж и не чрезмерно. А вот чего не нужно в родительстве — так это страха. И тут же берет шире, от отношения к семье до отношения ко всему миру: “Кто собирается рожать — бояться не надо, мы для этого предназначены. Должны рожать. Если не можем рожать детей — то политику, экономику, культуру. Монахи тоже — интересный пример… Можно рождать самого себя, потому что у нас есть нетленная душа, которую надо питать и холить. Не надо бояться породить — осуществить себя в ком-то или в чем-то.

Ты порождаешь — и светишь постоянно. Если это с тобой происходит, ты не будешь бояться того, что тебе по судьбе твоей. А дети? Чтобы они были более-менее правильными, это самое важное. Мы все зависим от Бога — “Света от Света”. А там, глядишь, выведет…”.

Говорит, что когда стал отцом впервые, то почувствовал печаль — потому что привел ребенка в мир, где так много сложного.

— А любовь?

— Любовь? Ну как без любви? Любовь – она все время любовь.

“…но любовь из них больше”

Фото Елены Оськиной

Батюшка задумывается и улыбается: “Отцом я себя вообще не чувствую. Вообще Христос говорит — будьте как дети… Вот где-то примерно так. Я не чувствую себя даже взрослым. Потому что наши годы, эти 50-60 — это такая ерунда по сравнению с каким-нибудь миллионом лет… Настраиваться нужно на что-то серьезное. Во что ты веришь — таким ты и становишься. Тебе пятьдесят? Ну что сделаешь — пятьдесят. Хотя это полная ерунда”.

Когда отец Сергий перебрался в Борисково, многие рязанцы стали ездить в местный храм. Десятки километров не смущают тех, кто ищет поддержки батюшки, а сам он не может определить, кто ему ближе — кровные дети или духовные: “Все родные”.

“Приходят люди с проблемами, а проблемы одни и те же. Когда советую что-то, прежде всего стараюсь не навредить. И чтобы после этого совета человек не отошел от храма. Сейчас многие выступают каким-то измерителем благодати — а нет такого счетчика, по процентам благодати в человеке”, — добавляет отец Сергий.

Перед входом в храм сложена поленница. Дрова батюшка колет сам. И не без удовольствия рассказывает, что ему нравится, как они потом горят в печи — тепло, свет огня… И может быть, возможность еще на шаг отодвинуться от суеты, от мыслей о том, что так мало по сравнению с вечностью, в которой он живет:

“От некоторых чувств надо держаться подальше, вовремя пресекать. Некоторые мысли вовремя обрубать. Вообще иногда надо уметь не-мыслить, мышление нужно для достижения цели. Но когда эта цель уже с тобой, более того, внутри тебя…. Внутри тебя — Царствие Божие. Что дергаться? Лови. Главное — побольше на этом задержаться. Ты задержись, устаканься, укоренись. Приноровись к этому столпу утверждения жизни, счастья. Мы для этого созданы. Мы вообще созданы для счастья”, — подводит итог.

Отец Сергий выходит из храма, смотрит на деревню, которую кропит холодный дождь. “А я больше всего люблю зиму. Ничто не закрывает, все открыто”, — говорит он. Впереди — долгие недели в лесной глуши, куда порой не проберешься по заметенной дороге. В Борискове в эту пору остается всего несколько десятков жилых домов.

Ляжет снег, все станет белым, и на улице за весь день никого не встретишь.

Фото Елены Оськиной

“Тут нет чувства, что время мимо летит. Потому что здесь какой-то настрой на ближайший миллион лет. Мне здесь хорошо, во Вселенной. С Богом — везде хорошо. Ты видишь его здесь, сейчас, вот тут. К этому надо стремиться, и любая литургия — об этом. Только это чувство надо вынести дальше за стены храма и задержать, — говорит батюшка. — Думаю, самое важное в этой жизни — понимание смысла происходящего. Это как таблица умножения, как азбука, это основа. Без этого очень сложно в жизни ориентироваться, потому что понимание смысла жизни все вещи объединяет в единое целое. И начинается цело-мудрие — целостное восприятие действительности. Это важный момент…

А смысл жизни, если так уж совсем кратко — это любовь. Бог — любовь, и ничего иного не творит, кроме любви, поэтому все, что здесь есть — это проявление любви. И этот смысл есть во всем, всюду и везде”.

Александра Гудкова

Источник

Священника Сергия Чушкина в Рязани знают хорошо — около двадцати лет он служил в храме Спаса на Яру, в кремле. К батюшке приходили сотни людей — с горестями и радостью, с просьбой о молитве или за советом. Десять лет назад отец Сергий получил новое место служения — и перебрался в дальнее село Борисково.

Многие тогда переживали за батюшку — как он будет вдали от ставшего родным храма, от города; как сложится его жизнь в лесной глуши с семерыми детьми, которых он растил один? Об этом мы и хотели поговорить с отцом Сергием, однако беседа получилась не столько о нем, сколько о вечности, истине, красоте и любви — всем том, что он нашел в глубине рязанских лесов.

Два неба

Последний десяток километров до села Борисково — разбитая дорога среди леса. В ямах стынет осенняя вода, по сторонам темнеют сосны. За мостом через заросший ручей — несколько улиц: простые дома с палисадниками, мокрые от октябрьского дождя отцветающие астры, серые облака.

Отец Сергий приглашает в храм и открывает двери в его летнюю часть: “Вот…”. Поднимаешь взгляд — и над головой распахивается лазурное небо с солнцем и луной, со звездами и снежинками, с россыпями цветов и переплетением листьев.

Отец Сергий расписывал летнюю часть храма пять лет. Сейчас строительные леса стоят в зимней части — очередь за ней. По образованию отец Сергий — художник, учился в Санкт-Петербурге, не раз представлял работы на персональных выставках. Но живопись, пейзажи — одно, а создание пространства для молитвы — совсем иное:

“В храме для тех, кто приходит, самое первое — это родной дом. Заходишь, как в родной дом. Тебе здесь уютно. Это по твоей душе, это настолько для тебя, что ты открываешься и становишься нормальным в этом окружении. Сам храм — архитектура; то, что внутри — должен отвлекать нас от пустого… Любая икона — это праздник. Ну а праздник — его смысл в том, что я в контакте с тобой. Мое сердце — твое сердце, моя душа — твоя душа. Первое основание праздника — это самоотдача… На самом деле вокруг нас одна сплошная икона, она настолько великая, что никакая другая — и рядом никак”.

На вопрос, что дала батюшке жизнь вдали от города, он говорит о главном: “Здесь есть возможность задержаться. Как называют у нас в православии — на благодать. Подольше. Ну… хотя бы секунд на двадцать”.

“Тебя вытянут”

Наверное, судьба отца Сергия могла сложиться совсем по-другому. Рассказывая о детстве, он смущенно улыбается: “Жили на довольно-таки бомжеватой улице. Алкаши, сидевшие-пересидевшие… В семье — какой там Бог! — ни слуху ни духу, все очень от этого далеко”.

Если бы тогда тому мальчишке сказали, что он станет художником и священником, он бы удивился первым. Не поверил бы. Но с ним произошло то, что не оставило места ни сомнению, ни иному пути: “Была такая тяга к прекрасному… Нет, даже тяга к истине. Даже само слово — “истина”, — в детстве и юности возбуждало. Истина. Истина — и красота. Сами эти слова были своеобразным проводником к кому-то очень замечательному…

А потом были сны, точнее, даже явления. Просто взяли — и как следует приподняли. Были… Просто чудеса. Это было настолько прекрасно и настолько высоко, что после этого я месяца два ходил сам не свой. Взяли просто, подкинули вверх и долго не отпускали вниз. И показали какие-то необыкновенные дали… Это настолько четко, что до сих пор во мне осталось”.

Отца Сергия многие называют философом. Он действительно изучил немало философских трудов — в юности был записан во все библиотеки, читал буквально запоем. И теперь из привычной трактовки слова “философия” как “любовь к мудрости” решительно убирает предлог, оставляя только главное — “мудрая любовь”:

“Бывает любовь глупая, которая притягивает тебя ко всякой мелочевке, а бывает — что тянет к кому-то очень большому. Потому что большая любовь бывает от общения с большим. Если это чувство не заглушить, потому что оно есть у каждого человека, то в этом случае тебя вытянут. Откуда угодно, из любого болота. Это чувство — его обычно зовут религиозным чувством, — показывает определенные составные в этой жизни. А иногда показывает тебя в определенном статусе — и к нему приноравливает. Но если не хочешь — раз, второй, третий позвали, ну если не хочешь, — извини, дорогой, живи как хочешь. Поэтому, если не глушануть себя по полной, — тогда, глядишь, вывезет. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра. Некоторых — в 60, 70, 80 лет”.

“Мы все зависим от Света”

В Борисково отец Сергий переехал уже вдовцом, матушка Елена скончалась вскоре после рождения седьмого ребенка. Матфей, Афанасий, Мария, Иван, Василий, Ефрем, Михей — перечисляет батюшка имена детей. Старшему — 31 год, младшему — 14. Одного из сыновей отец Сергий потерял в ДТП.

Было ли сложно? Наверняка было — не может не быть. Но отец Сергий говорит не об этом. Вспоминает, как выбирали с матушкой имена будущим сыновьям и дочке, как впервые стали родителями.

“В первую очередь нужно чувствовать своих детей, всегда и везде. Вынашивать их под сердцем, не забывать их. Не нужно слишком сильно переживать — это глупо. Есть переживальщик за всех нас во Вселенной… Дети не должны быть на первом плане. Нужно оставлять им свободу — но в тот же момент чувствовать их”, — рассказывает отец Сергий.

Вспоминает, как подрастали: домик в Рязани, окна — на вход в храм, на кремлевскую колокольню, на Успенский собор: “Картинка была у всех на виду. Народ приходил большей частью наши все знакомые, то бишь прихожане. Я детей не учил ни молиться, ни поститься, потому что все это было тут — пожалуйста, смотри и учись, никакого давления. Сейчас они точно также вольны выбирать. Для меня важно, чтобы ребенок был нормальным, не загруженным какими-то проблемами и задачами, излишней учебой, начиная с раннего возраста. Потому что если он нормальный — то его выведет”.

Вообще отец Сергий за чувство меры: делится опытом — иной раз и поругать надо, но и похвалить тоже — обязательно, но уж и не чрезмерно. А вот чего не нужно в родительстве — так это страха. И тут же берет шире, от отношения к семье до отношения ко всему миру: “Кто собирается рожать — бояться не надо, мы для этого предназначены. Должны рожать. Если не можем рожать детей — то политику, экономику, культуру. Монахи тоже — интересный пример… Можно рождать самого себя, потому что у нас есть нетленная душа, которую надо питать и холить. Не надо бояться породить — осуществить себя в ком-то или в чем-то.

Ты порождаешь — и светишь постоянно. Если это с тобой происходит, ты не будешь бояться того, что тебе по судьбе твоей. А дети? Чтобы они были более-менее правильными, это самое важное. Мы все зависим от Бога — “Света от Света”. А там, глядишь, выведет…”.

Говорит, что когда стал отцом впервые, то почувствовал печаль — потому что привел ребенка в мир, где так много сложного.

— А любовь?

— Любовь? Ну как без любви? Любовь – она все время любовь.

“…но любовь из них больше”

Фото Елены Оськиной

Батюшка задумывается и улыбается: “Отцом я себя вообще не чувствую. Вообще Христос говорит — будьте как дети… Вот где-то примерно так. Я не чувствую себя даже взрослым. Потому что наши годы, эти 50-60 — это такая ерунда по сравнению с каким-нибудь миллионом лет… Настраиваться нужно на что-то серьезное. Во что ты веришь — таким ты и становишься. Тебе пятьдесят? Ну что сделаешь — пятьдесят. Хотя это полная ерунда”.

Когда отец Сергий перебрался в Борисково, многие рязанцы стали ездить в местный храм. Десятки километров не смущают тех, кто ищет поддержки батюшки, а сам он не может определить, кто ему ближе — кровные дети или духовные: “Все родные”.

“Приходят люди с проблемами, а проблемы одни и те же. Когда советую что-то, прежде всего стараюсь не навредить. И чтобы после этого совета человек не отошел от храма. Сейчас многие выступают каким-то измерителем благодати — а нет такого счетчика, по процентам благодати в человеке”, — добавляет отец Сергий.

Перед входом в храм сложена поленница. Дрова батюшка колет сам. И не без удовольствия рассказывает, что ему нравится, как они потом горят в печи — тепло, свет огня… И может быть, возможность еще на шаг отодвинуться от суеты, от мыслей о том, что так мало по сравнению с вечностью, в которой он живет:

“От некоторых чувств надо держаться подальше, вовремя пресекать. Некоторые мысли вовремя обрубать. Вообще иногда надо уметь не-мыслить, мышление нужно для достижения цели. Но когда эта цель уже с тобой, более того, внутри тебя…. Внутри тебя — Царствие Божие. Что дергаться? Лови. Главное — побольше на этом задержаться. Ты задержись, устаканься, укоренись. Приноровись к этому столпу утверждения жизни, счастья. Мы для этого созданы. Мы вообще созданы для счастья”, — подводит итог.

Отец Сергий выходит из храма, смотрит на деревню, которую кропит холодный дождь. “А я больше всего люблю зиму. Ничто не закрывает, все открыто”, — говорит он. Впереди — долгие недели в лесной глуши, куда порой не проберешься по заметенной дороге. В Борискове в эту пору остается всего несколько десятков жилых домов.

Ляжет снег, все станет белым, и на улице за весь день никого не встретишь.

Фото Елены Оськиной

“Тут нет чувства, что время мимо летит. Потому что здесь какой-то настрой на ближайший миллион лет. Мне здесь хорошо, во Вселенной. С Богом — везде хорошо. Ты видишь его здесь, сейчас, вот тут. К этому надо стремиться, и любая литургия — об этом. Только это чувство надо вынести дальше за стены храма и задержать, — говорит батюшка. — Думаю, самое важное в этой жизни — понимание смысла происходящего. Это как таблица умножения, как азбука, это основа. Без этого очень сложно в жизни ориентироваться, потому что понимание смысла жизни все вещи объединяет в единое целое. И начинается цело-мудрие — целостное восприятие действительности. Это важный момент…

А смысл жизни, если так уж совсем кратко — это любовь. Бог — любовь, и ничего иного не творит, кроме любви, поэтому все, что здесь есть — это проявление любви. И этот смысл есть во всем, всюду и везде”.

Александра Гудкова

Источник

Священника Сергия Чушкина в Рязани знают хорошо — около двадцати лет он служил в храме Спаса на Яру, в кремле. К батюшке приходили сотни людей — с горестями и радостью, с просьбой о молитве или за советом. Десять лет назад отец Сергий получил новое место служения — и перебрался в дальнее село Борисково.

Многие тогда переживали за батюшку — как он будет вдали от ставшего родным храма, от города; как сложится его жизнь в лесной глуши с семерыми детьми, которых он растил один? Об этом мы и хотели поговорить с отцом Сергием, однако беседа получилась не столько о нем, сколько о вечности, истине, красоте и любви — всем том, что он нашел в глубине рязанских лесов.

Два неба

Последний десяток километров до села Борисково — разбитая дорога среди леса. В ямах стынет осенняя вода, по сторонам темнеют сосны. За мостом через заросший ручей — несколько улиц: простые дома с палисадниками, мокрые от октябрьского дождя отцветающие астры, серые облака.

Отец Сергий приглашает в храм и открывает двери в его летнюю часть: “Вот…”. Поднимаешь взгляд — и над головой распахивается лазурное небо с солнцем и луной, со звездами и снежинками, с россыпями цветов и переплетением листьев.

Отец Сергий расписывал летнюю часть храма пять лет. Сейчас строительные леса стоят в зимней части — очередь за ней. По образованию отец Сергий — художник, учился в Санкт-Петербурге, не раз представлял работы на персональных выставках. Но живопись, пейзажи — одно, а создание пространства для молитвы — совсем иное:

“В храме для тех, кто приходит, самое первое — это родной дом. Заходишь, как в родной дом. Тебе здесь уютно. Это по твоей душе, это настолько для тебя, что ты открываешься и становишься нормальным в этом окружении. Сам храм — архитектура; то, что внутри — должен отвлекать нас от пустого… Любая икона — это праздник. Ну а праздник — его смысл в том, что я в контакте с тобой. Мое сердце — твое сердце, моя душа — твоя душа. Первое основание праздника — это самоотдача… На самом деле вокруг нас одна сплошная икона, она настолько великая, что никакая другая — и рядом никак”.

На вопрос, что дала батюшке жизнь вдали от города, он говорит о главном: “Здесь есть возможность задержаться. Как называют у нас в православии — на благодать. Подольше. Ну… хотя бы секунд на двадцать”.

“Тебя вытянут”

Наверное, судьба отца Сергия могла сложиться совсем по-другому. Рассказывая о детстве, он смущенно улыбается: “Жили на довольно-таки бомжеватой улице. Алкаши, сидевшие-пересидевшие… В семье — какой там Бог! — ни слуху ни духу, все очень от этого далеко”.

Если бы тогда тому мальчишке сказали, что он станет художником и священником, он бы удивился первым. Не поверил бы. Но с ним произошло то, что не оставило места ни сомнению, ни иному пути: “Была такая тяга к прекрасному… Нет, даже тяга к истине. Даже само слово — “истина”, — в детстве и юности возбуждало. Истина. Истина — и красота. Сами эти слова были своеобразным проводником к кому-то очень замечательному…

А потом были сны, точнее, даже явления. Просто взяли — и как следует приподняли. Были… Просто чудеса. Это было настолько прекрасно и настолько высоко, что после этого я месяца два ходил сам не свой. Взяли просто, подкинули вверх и долго не отпускали вниз. И показали какие-то необыкновенные дали… Это настолько четко, что до сих пор во мне осталось”.

Отца Сергия многие называют философом. Он действительно изучил немало философских трудов — в юности был записан во все библиотеки, читал буквально запоем. И теперь из привычной трактовки слова “философия” как “любовь к мудрости” решительно убирает предлог, оставляя только главное — “мудрая любовь”:

“Бывает любовь глупая, которая притягивает тебя ко всякой мелочевке, а бывает — что тянет к кому-то очень большому. Потому что большая любовь бывает от общения с большим. Если это чувство не заглушить, потому что оно есть у каждого человека, то в этом случае тебя вытянут. Откуда угодно, из любого болота. Это чувство — его обычно зовут религиозным чувством, — показывает определенные составные в этой жизни. А иногда показывает тебя в определенном статусе — и к нему приноравливает. Но если не хочешь — раз, второй, третий позвали, ну если не хочешь, — извини, дорогой, живи как хочешь. Поэтому, если не глушануть себя по полной, — тогда, глядишь, вывезет. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра. Некоторых — в 60, 70, 80 лет”.

“Мы все зависим от Света”

В Борисково отец Сергий переехал уже вдовцом, матушка Елена скончалась вскоре после рождения седьмого ребенка. Матфей, Афанасий, Мария, Иван, Василий, Ефрем, Михей — перечисляет батюшка имена детей. Старшему — 31 год, младшему — 14. Одного из сыновей отец Сергий потерял в ДТП.

Было ли сложно? Наверняка было — не может не быть. Но отец Сергий говорит не об этом. Вспоминает, как выбирали с матушкой имена будущим сыновьям и дочке, как впервые стали родителями.

“В первую очередь нужно чувствовать своих детей, всегда и везде. Вынашивать их под сердцем, не забывать их. Не нужно слишком сильно переживать — это глупо. Есть переживальщик за всех нас во Вселенной… Дети не должны быть на первом плане. Нужно оставлять им свободу — но в тот же момент чувствовать их”, — рассказывает отец Сергий.

Вспоминает, как подрастали: домик в Рязани, окна — на вход в храм, на кремлевскую колокольню, на Успенский собор: “Картинка была у всех на виду. Народ приходил большей частью наши все знакомые, то бишь прихожане. Я детей не учил ни молиться, ни поститься, потому что все это было тут — пожалуйста, смотри и учись, никакого давления. Сейчас они точно также вольны выбирать. Для меня важно, чтобы ребенок был нормальным, не загруженным какими-то проблемами и задачами, излишней учебой, начиная с раннего возраста. Потому что если он нормальный — то его выведет”.

Вообще отец Сергий за чувство меры: делится опытом — иной раз и поругать надо, но и похвалить тоже — обязательно, но уж и не чрезмерно. А вот чего не нужно в родительстве — так это страха. И тут же берет шире, от отношения к семье до отношения ко всему миру: “Кто собирается рожать — бояться не надо, мы для этого предназначены. Должны рожать. Если не можем рожать детей — то политику, экономику, культуру. Монахи тоже — интересный пример… Можно рождать самого себя, потому что у нас есть нетленная душа, которую надо питать и холить. Не надо бояться породить — осуществить себя в ком-то или в чем-то.

Ты порождаешь — и светишь постоянно. Если это с тобой происходит, ты не будешь бояться того, что тебе по судьбе твоей. А дети? Чтобы они были более-менее правильными, это самое важное. Мы все зависим от Бога — “Света от Света”. А там, глядишь, выведет…”.

Говорит, что когда стал отцом впервые, то почувствовал печаль — потому что привел ребенка в мир, где так много сложного.

— А любовь?

— Любовь? Ну как без любви? Любовь – она все время любовь.

“…но любовь из них больше”

Фото Елены Оськиной

Батюшка задумывается и улыбается: “Отцом я себя вообще не чувствую. Вообще Христос говорит — будьте как дети… Вот где-то примерно так. Я не чувствую себя даже взрослым. Потому что наши годы, эти 50-60 — это такая ерунда по сравнению с каким-нибудь миллионом лет… Настраиваться нужно на что-то серьезное. Во что ты веришь — таким ты и становишься. Тебе пятьдесят? Ну что сделаешь — пятьдесят. Хотя это полная ерунда”.

Когда отец Сергий перебрался в Борисково, многие рязанцы стали ездить в местный храм. Десятки километров не смущают тех, кто ищет поддержки батюшки, а сам он не может определить, кто ему ближе — кровные дети или духовные: “Все родные”.

“Приходят люди с проблемами, а проблемы одни и те же. Когда советую что-то, прежде всего стараюсь не навредить. И чтобы после этого совета человек не отошел от храма. Сейчас многие выступают каким-то измерителем благодати — а нет такого счетчика, по процентам благодати в человеке”, — добавляет отец Сергий.

Перед входом в храм сложена поленница. Дрова батюшка колет сам. И не без удовольствия рассказывает, что ему нравится, как они потом горят в печи — тепло, свет огня… И может быть, возможность еще на шаг отодвинуться от суеты, от мыслей о том, что так мало по сравнению с вечностью, в которой он живет:

“От некоторых чувств надо держаться подальше, вовремя пресекать. Некоторые мысли вовремя обрубать. Вообще иногда надо уметь не-мыслить, мышление нужно для достижения цели. Но когда эта цель уже с тобой, более того, внутри тебя…. Внутри тебя — Царствие Божие. Что дергаться? Лови. Главное — побольше на этом задержаться. Ты задержись, устаканься, укоренись. Приноровись к этому столпу утверждения жизни, счастья. Мы для этого созданы. Мы вообще созданы для счастья”, — подводит итог.

Отец Сергий выходит из храма, смотрит на деревню, которую кропит холодный дождь. “А я больше всего люблю зиму. Ничто не закрывает, все открыто”, — говорит он. Впереди — долгие недели в лесной глуши, куда порой не проберешься по заметенной дороге. В Борискове в эту пору остается всего несколько десятков жилых домов.

Ляжет снег, все станет белым, и на улице за весь день никого не встретишь.

Фото Елены Оськиной

“Тут нет чувства, что время мимо летит. Потому что здесь какой-то настрой на ближайший миллион лет. Мне здесь хорошо, во Вселенной. С Богом — везде хорошо. Ты видишь его здесь, сейчас, вот тут. К этому надо стремиться, и любая литургия — об этом. Только это чувство надо вынести дальше за стены храма и задержать, — говорит батюшка. — Думаю, самое важное в этой жизни — понимание смысла происходящего. Это как таблица умножения, как азбука, это основа. Без этого очень сложно в жизни ориентироваться, потому что понимание смысла жизни все вещи объединяет в единое целое. И начинается цело-мудрие — целостное восприятие действительности. Это важный момент…

А смысл жизни, если так уж совсем кратко — это любовь. Бог — любовь, и ничего иного не творит, кроме любви, поэтому все, что здесь есть — это проявление любви. И этот смысл есть во всем, всюду и везде”.

Александра Гудкова

Источник